Билет№17
1. Новые концепции в сфере социокультурного развития стран Балтии
Характерная для современной культуры Литвы открытость позволяет ей
интегрироваться в европейскую и мировую культуру. Литовские деятели культуры
представляют во всем мире многие ее области. Наиболее заметно это происходит в
театральной жизни. Имена режиссеров Еимунтаса Някрошюса, Оскараса Коршуноваса,
Римаса Туминаса хорошо известны итальянским, французским, российским зрителям и
зрителям скандинавских стран. Любителям музыки в Германии прекрасно известна
композитор Она Нарбутайте. Знатоки кино в разных странах прекрасно знакомы с
творчеством кинорежиссера Шарунаса Бартаса. Многочисленные переводы
популяризируют литовских писателей, относящихся к молодому и среднему поколению
– Юргу Иванаускайте, Сигитаса Парульскиса и других.
Страна может гордиться многими хорошо известными профессиональными
симфоническими и камерными оркестрами, хорами, оперными певцами и артистами
балета, выступающими на большой европейской и мировой сценах. Литва широко
известна и как страна любителей джазовой музыки – исполнители и почитатели джаза
ежегодно организуют международные фестивали в городах Каунасе, Бирштонасе,
Клайпеде и Вильнюсе.
В Вильнюсе действует крупнейший в странах Центральной и Восточной Европы Центр
современного искусства, который сотрудничает с другими европейскими центрами
современного искусства. Литовские художники постоянно принимают участие в
выставках современного искусства, организуемых в разных государствах мира. Как
литовским, так и зарубежным ценителям искусства хорошо знакомы имена таких
художников, как Сваёне Станикене и Паулюс Станикас, Номеда Урбонене и Гядиминас
Урбонас.
Значительную роль в формировании национальной культуры Литвы сыграла этническая
культура. Государство до сих пор оказывает поддержку исследованиям в области
этнической культуры и ее сохранению. Ежегодно проводятся фестивали этнической
культуры, поощряются этнические ремесла и этническая кухня.
Латвия
Кажется, первые годы нового века ознаменовались изменениями в роли культуры.
Если в свободолюбивые и DIY анархистские 90-е, современная культура развивалась
в рудиментарной серой зоне игнорировавшейся крепнувшей политической и
экономической властью, то ныне она переместилась в инструментализированное и
обозримое поле политических заявлений. Культура начинает пониматься в
унифицированных экономических и маркетинговых категориях информационного
общества.
В Латвии, однако, несмотря на активное в последние годы жонглирование
определениями культурной политики, разрыв между чиновниками от культуры и
новаторскими культурными инициативами лишь усугубился. Пропасть между
государственной политикой и реальностью современной культуры узнает себя в
разрыве, который в последнее десятилетие присущь государственной бюрократии и
латвийскому обществу в целом. Как в 2000 году писал философ и социолог Нормундс
Козловс, "если одной ночью погибнет все население Латвии, это почти не отразится
на стране; государственная машинерия не зависит ни от гражданского, ни от
негражданского населения. Это – потеря гражданского участия". Государственные и
местные власти продолжают тешиться самодельными образами и концепциями, тогда
как реальная местность по-прежнему заполняется стойким grass-roots-энтузиазмом.
Если официальные документы полагаются на существование некоего "национального"
единства, то эмпирические художественные проекты разоблачают сегрегацию и
исключение. Своими наблюдениями художники деконструируют идею "легкого"
демократического консенсуса, необходимую для образа государства молодой
демократии. Если власть хочет рассматривать культуру лишь как механизм своей
популяризации, то творческие исследования, подчас неосознанно, выявляют сложную
гетерогенность социальных групп, которые не всегда идентифицируются с нынешним
государством.
Отражения политических вопросов и социальных проблем вовсе не являются
центральными темами в современном и даже в медиаискусстве Латвии. Доминируют
эстетические поиски, личностно-субъективная проблематика и эксперименты в
концептуальном нарративе.
Избегая политизированных заявлений, на языковом уровне в этом ключе действует
русскоязычное поэтическoе объединение "Орбита", которое наряду с поддержкой
интернет-платформы и организацией проектов, сочетающих современную поэзию, фото
и видео, также исследует и публикует недавние, но менее известные сочинения
русской поэзии, например сборник стихов Олега Золотова, антологию современной
русскоязычной поэзии Латвии (в подготовке).
В середине 90-х сознание локальности было также маргинализировано импортом схем
глобальной поп-культуры в постсоветское пространство. Своим появлением они в
одночасье сделали неуместной культурную продукцию предшествующей эпохи
коллективного интернационализма. В отличие от России, где многомиллионная основа
породила собственный национальный гибрид поп-индустрии, совместив сонм советских
звезд и промоутеров, копии модных стилей и ритмов MTV и традиционные праздничные
телеконцерты (на День защитника Отечества, на 8 Марта, на День
независимости...), латвийские масс-медиа с рынком лишь в 2,3 миллиона жителей
нашли решение в культурном импорте с Запада. Англоязычный диалог с прибывающим
Западом заменил общие культурные коды и привнес новое "глобальное" прошлое.
"Star Trеck" победил устаревших героев советских мультфильмов, День святого
Валентина и День матери вытеснил 8 Марта. Даже среди заметно проявленных
городских субкультур апокалиптический городской панк поздних 80-х был вытеснен
интернациональной и универсальной рейв- и техномузыкой, на смену которой около
2000 года пришли более локально ориентированные сцены индастриала и хип-хопа.
Общество растущих коммуникационных разрывов и инфраструктурной неразвитости
создало феномен художественных коллективов, изначально активных в сфере
медиаэкспериментов, виртуального пространства и коммуникации, теперь же
укоренившихся и работающих в реальной среде. Эти изменения позволили им
действовать, развивая продолжительную независимую политику и локально
обоснованную критическую активность. Подобные практики не только фокусируются на
локальном историческом и социальном контексте, они также проблематизируют роль
художников в репрезентации и коммодификации автономных социокультурных
территорий.
Эстония
В 1990 году была упразднена цензура печатных изданий и средств массовой
информации. В 1991 Эстония восстановила свою независимость, и в культурной жизни
очень много изменилось:
С одной стороны исчез идеологический контроль над искусством и литературой, с
другой - творцы вынуждены были учитывать правила рынка. Этот период
характеризуется книжным бумом, бестселлерами и скандальными книгами. Появилась
возможность познакомиться с произведениями эстонских писателей, находящихся в
эмиграции. Для современной эстонской культуры характерно восстановление
культурных связей со всем миром.Наряду с этим укоренилась продукция глобального
творческого производства и массовая культура.Начали возникать частные галереи
искусства, развивалась не монументальные формы исксства: инсталляции,
видеоискусство: Яан Тоомик, Эне-Лийс Семпер, Райво Келомэес. Перемены произошли
и в архитектуре: изменился статус самого архитектора: к роли архитектора-
художника добавилась утилитарная функция.[источник?]
В 90-х годах фильмы были нарративными: осмысление истории, категории свободы,
связь между властью и индивидом. Наряду с обостренной социальной тематикой
проскальзывают тенденции усложнения языка и условности — «На улице Раху» (Роман
Баскин, 1991), «В пробуждении» (Юри Силларт, 1989), «Только сумасшедшим» (Арво
Ихо, 1990). В развлекательном жанре — фильм «Огненная вода» (Харди Волмер,
1994). Раскрывающий болевую точку эпохи фильм «Georgica» (Сулев Кэедус) имел
успех на многих фестивалях. Зрительские рекорды побила историческая эпопея
«Имена на мраморной доске» режиссера Эльмо Нюканена, снятая по одноименному
роману Альберта Кивикаса. Первой из эстонских кинолент, показанной на Каннском
кинофестивале, стала драма 2007 г. «Магнус»; в том же году ряд международных
призов получил фильм «Класс»
Свой след в современной эстонской литературе оставили Ене Михкельсон, Николай
Батурин, Мадис Кыйв, Майму Берг, Юло Маттеус. Из самого младшего поколения
выделяется Тыну Ыннепалу, Эрвин Ыунапуу, Пэетер Саутер, Тармо Тедер, Андрус
Кивиряхк, Каур Кендер, Сасс Хенно.
В Эстонии насчитывается около 600 библиотек, крупнейшие из них — Библиотека
Тартуского университета и Национальная библиотека в Таллине.
Театры Эстонии: Эстонский драматический театр, Линнатеатер (Городской театр)
«Ванемуйне», Русский Драматический театр, Кукольный театр, Ракверский театр,
«Эндла», «Угала» и др. Организацией концертной деятельности занимается «Ээсти
концерт».
Поп-культура
В 1990-е годы благодаря новым технологиям и каналам массмедии стала бурно
развиваться поп-музыка. Из числа распространенных музыкальных стилей можно
выделить танцевальную/электронную музыку, а также поп- и рок-музыку, хип-хоп,
джаз, heavy-metal rock. В 2001 году Эстония заняла первое место на конкурсе
Евровидение. Современные популярные артисты: Maarja, Тanel Padar, Ines, Chalice;
группы А-rühm, Genialistid, Dagö, Metsatöll, Sun, Smilers, Terminaator, Ultima
Thule, Vanilla Ninja, Vennaskond.
Во-первых, привлекать людей в эстонские театры, музеи, на выставки и концерты.
Здесь недостаточно энтузиазма отдельных школьных учителей и родителей. И в свете
этого я считаю, что одна из важнейших задач Министерства культуры – обратить
внимание на то, чтобы театры и музеи рассылали больше информации о постановках и
выставках в учреждения, школы и даже детские сады. Чтобы работодатели дарили
своим сотрудникам билеты в театр или на концерт, чтобы школьники больше ходили в
KUMU. Чтобы у молодежи с ранних лет возникала привычка быть в курсе всех
заметных культурных событий нашей страны.
Во-вторых, и это наболевший вопрос, - переводы на русский язык современной
эстонской литературы должны носить не случайный, но систематический характер и
осуществляться на высоком уровне хорошими переводчиками. Сейчас изданием как
эстонских, так и местных русских авторов активно занимаются Н.Абашина-Мельтс
(издательство «Александра», журнал «Таллинн»), Л.Глушковская (журнал
«Вышгород»), Валентина Кашина (издательство «КПД»). Несомненно, они вносят
огромный вклад в популяризацию эстонской литературы и являются многолетними
партнерами Министерства культуры. Но чтобы в полной мере удовлетворить
потребность общества в переведенной на русский язык современной эстонской книге,
необходимо создание как настоящей школы перевода художественного текста в
университетах, так и разработка специальной государственной программы по
переводу и изданию эстонской литературы на других языках. Глупо уповать на то,
что, мол, вот люди выучат эстонский и сами все прочитают. Любая книга всегда
ближе и понятнее, когда читаешь ее на своем родном языке. Счастливчиков,
познающих мировые шедевры на языке оригинала, среди нас совсем не много. А
литература – это, пожалуй, главный ключ к разгадке души народа, и недооценивать
ее влияние на общественность никак нельзя.
В-третьих, устраивать больше экскурсионных поездок по Эстонии, показывать людям
парки, поместья, замки, храмы - такие поездки зачастую становятся приятным
сюрпризом, потому что у нас очень много людей (и среди русских, и среди
эстонцев), которые и не подозревают, какие архитектурные и природные шедевры
есть в самых разных уголках нашей страны.
Эстонская культура, востребованная русскоязычными жителями нашей страны, поможет
восстановить разрушенные связи, столь необходимые для функционирования
нормального современного общества. И наоборот, большая открытость эстонцев по
отношению к другим культурам, готовность к восприятию культурного многообразия
как Эстонии, так и современного мира в целом – вот что является одним из
важнейших шагов к взаимопониманию.
И никакими широкомасштабными рекламными кампаниями и агитационными акциями этого
взаимопонимания достичь невозможно. Согласно исследованиям, жители нашей страны
не доверяют социальной рекламе, относятся скептически к спускаемым «сверху»
воззваниям - возможно, причина кроется в том, что свежо еще в нашем сознании
воспоминание о советском плакате и культуре лозунга. Тут сразу вспоминается идея
совершенно противоположного толка, исходившая от некоторых политиков несколько
лет назад, - провести агитационную кампанию, призывающую к возвращению русских
жителей Эстонии на их историческую родину. К счастью, идея эта не имела
серьезной поддержки в нашем обществе. Но на фоне этих недавних воспоминаний
нынешняя реклама наводит на самые невеселые мысли о большом внутреннем конфликте
нашей политики в целом, с одной стороны, и об отношении некоторых политиков к
жителям нашей страны как к некоему легко управляемому стаду, которым можно
манипулировать громкими высказываниями.
2. Проблема эйджизма и пути ее решения в зарубежных странах
В самом обощем виде, в первом приближении эйджизм можно определить, как
дескиминирующее поведение по отношению к определенной группе людей или
конкретному человеку на основании его принадлежности той или иной возрастной
группе.
Термин "эйджизм" означает дискриминацию одной или нескольких возрастных групп по
отношению к другим возрастным группам. Чаще всего эйджизм проявляется в
отношении людей пожилого возраста.
«Эйджизм (от лат ageism) – негативный стереотип в отношении людей какой-либо
возрастной категории, но чаще всего подразумевается стереотип пожилого
возраста». ( 9, с.614)
Следует отметить, что, как правило, когда мы говорим об эйджизме, мы, в первую
очередь, имеем ввиду негативное отношение к людям пожилого возраста. Проявления
эйджизма весьма разнообразны. Во многом негативное отношение к людям пожилого
возраста проистекает из убеждения или, что практически то же самое, из
убеждения, что пожилые люди – бесполезный балласт общества. По крайней мере,
если говорить, о развитых странах Европы, тамошнее дискриминирующее поведение по
отношению к лицам пожилого возраста во многом вызвано именно этой идеей,
убеждением, предрассудком о том, что пожилые люди, которые живут на социальные
пособия, по сути дела являются лишними членами общества, иначе говоря,
бесполезными.
Дискриминирующее поведение может быть разнообразным. Дело в том, что с пожилыми
людьми сложнее общаться, чем с людьми молодыми по ряду физиологически
обусловленных причин: пожилые люди медленнее молодых воспринимают информацию,
они медленнее двигаются, часто они уже имеют определенные проблемы с памятью и
им тяжело учиться. Все это и еще множество похожих на вышеперечисленные причин,
создают в конечном итоге благодатную почву для убеждения в том, что «старики ни
на что не годятся», и «пожилой человек – обуза для семьи» и, в конечном итоге,
для общества в целом. (8).
С учетом вышесказанного становится вполне очевидно, каким образом может
происходить дискриминация людей пожилого возраста. Пожалуй, прежде всего,
следует отметить тот факт, что на многие должности берут претендентов не старше
определенного возраста. Если кандидат старше, то, даже несмотря на его опыт и
прочие несомненные достоинства, он может быть дискриминируем исключительно по
возрастному признаку – то есть, просто-напросто, не быть принятым на ту
должность, которой он вполне заслуживал. Также пожилые люди могут быть
дискриминируемы в своей семье – скажем, более молодые родственники могут не
прислушиваться к их мнению, игнорировать.
Пожалуй, как ни прискорбно, но вполне оправданной является сентенция В.Д.
Шадрикова о том, что «Наши старики – это забытые дети общества». По сути дела,
имеется ввиду, что права детей мы каким-то образом пытаемся соблюдать и
отстаивать, а вот права пожилых людей почему-то не столь занимают наши мысли,
при том, что в условиях смертности, превышающей рождаемость, наше общество
стремительно стареет.
Термин “эйджизм”, возникший на интеллектуальной территории США, происходит от
английского “age” - возраст. Эйджизм - ценностное предпочтение людей по
возрастной группе, поколению. Борьба интеллектуалов Америки против любых форм
шовинизма - не только национального, но и сексуального (мужской шовинизм,
сексизм), поколенческого (эйджизм), даже против выигрышного положения красоток и
красавцев на фоне дурнушек (люкизм - от слова “look”, выглядеть) кажется нам
смешной забавой: нам бы ваши заботы, господин учитель! На самом же деле здесь
есть о чем задуматься. Термин “эйджизм” в нашей стране еще почти не
употребляется, его заменяют “поколенческим расизмом” или “поколенческим
шовинизмом”, но сам эйджизм, безусловно, имеется в наличии и принимает то
уродливые, то гротескные, то стертые формы.